Эта зима на Урале выдалась необычно снежной. По словам стариков выходило, что такой давно не бывало. И когда весной 1946 года пришло время снегам таять, с гор хлынули целые потоки воды. Забурлили полноводные ручьи, все полнее и стремительнее становились скромные уральские речушки. С трудом сдерживали их старенькие, прадедами возведенные, плотины заводских прудов.
Река Межевая Утка, на которой некогда стоял созданный еще при Демидовых Висимо-Уткинский завод, не отстала от своих подруг – разлилась привольно, далеко зашла в прибрежные поля и огороды. Демидовского заводика уже давно не было, а плотина – непременная принадлежность всякого уральского завода тех лет – все еще держалась, играя ныне лишь роль моста между основной и заречной частью села Висимо-Уткинского.
Дело было к маю. На сельсовете, школе и колхозном правлении уже вывесили красные флаги и убранные пихтарником кумачовые лозунги. На заборах и столбах появились афиши о праздничном вечере в сельском клубе.
Но вот в ночь на тридцатое апреля жителей прибрежных домов разбудил необычный рев и грохот – не выдержала старая плотина единоборства с разбушевавшейся рекой. Вода прорвала водоспуск, слизнула часть земляной дамбы и ринулась в образовавшийся пролом, все расширяя его.
С рассветом жители увидели, что наделала река за ночь: скрытые прежде дамбой мощные ряжи береговых устоев, срубленные из бревен чуть не в метр толщиной, стояли покореженные, исковерканные, будто неудачно сложенная поленница. Опора плотины – огромный, схваченный коваными хомутами и болтами, мертвый брус из столетнего "бревнышка" был вырван и виднелся теперь где-то внизу в излучине реки.
Отошел Первомай, жизнь села наладилась на рабочую колею, а река, вырвавшаяся из столетних оков, продолжала свою разрушительную работу, все увеличивая пролом. Любопытных на берегу стало уже меньше, лишь неутомимая ребятня перенесла теперь свои игры поближе к плотине.
Третьего мая новое событие опять взбудоражило село. Техрук артели "Электросвет" С.И. Рябков заметил в образованном прорывом глубоком коридоре тяжелую, изъеденную ржавчиной цепь. Она была прочно прихвачена к основной балке правобережного устоя. На конце цепи висел необычный чугунный цилиндр.
Как ни гадали старожилы – что бы это такое могло быть, удовлетворительного объяснения никто дать не смог.
Прошло целых две недели, прежде чем удалось добыть цилиндр и разгадать его тайну. Восемнадцатого мая с большими трудностями извлекли его из воды и вынесли наверх.
Но и здесь к нему приступили не сразу, кто его знает, что это за штука? Вдруг какая-нибудь бомба или снаряд… Да и раскрыть цилиндр оказалось совсем не просто. Он был тщательно заделан с обеих сторон пробками из лиственницы. Густо залитые варом, просмоленные пробки так прочно сцементировались с чугунными стенками цилиндра, что выковырять их так и не удалось.
Интерес к загадочной находке возрастал. Догадки строились одна за другой. А может быть, это клад, сокровища, замурованные кем-то?
К цилиндру подступали и так и этак, но он не раскрывался. Наконец, решили рискнуть – разбить его.
Под ударами кузнечной кувалды пробка, наконец, раскололась и внутри трубы обнаружился… другой цилиндр, только уже не чугунный, а свинцовый…
Свинцовый баллон вскрыть, конечно, легче, хотя он и был наглухо запаян. Еще несколько ударов и… опять неожиданность. Внутри свинцового цилиндра находился еще один – на этот раз медный. Как в детской игрушке «матрешка в матрешке» сидели они один в другом. Но ведь и матрешка бывает "последняя" или с каким-то сюрпризом в ней. Что же все-таки внутри?
Медный цилиндр распечатывали уже с осторожностью, хотя и здесь не обошлось без кувалды.
Удар, еще удар… И вот таинственный цилиндр показал свою последнюю "матрешку".
Это были… Нет, не драгоценные камни или золотые монеты – непременные атрибуты старых кладов. И не адская машина с зарядом взрывчатки. Это были какие-то бумаги.
Шел 1872 год. Плотина Висимо-Шайтанского завода, принадлежавшего наследнику знаменитой в истории уральской горнозаводской промышленности династии Демидовых – Павлу Павловичу Демидову, - построенная около ста лет назад, еще в 1770-х годах, явно нуждалась в ремонте. Остановили завод, собрали плотников и землекопов, из Тагила прибыл плотинный мастер, и под крики десятников работа закипела. Исправили оба прореза плотины. Она была готова снова вступить в стой и послушно крутить колеса старого железоделательного заводика.
В последние дни перед окончанием работ в глубине котлована появилась группа заводского начальства и рабочие, тащившие чугунный цилиндр, прикованный к толстой тяжелой цепи.
- Что это несут-то? Ай бомба какая? – спрашивали любопытные.
- Да нет, говорят – письмо-де правнукам о жизни нашей, о работе.
- Да… - вздыхали слушатели, - о жизни нашей чего хорошего скажешь… Одно слово – робим. А уж жить – это хозяину Павлу Павлычу. Он где-то там по заграницам живет во дворцах своих, а мы – робим…
Когда цилиндр прочно приковали к стойке плотины, начальство и рабочие разошлись. А через несколько дней стихли на плотине тюканье топоров и цоканье лопат. Работы закончились, плотина вновь укрылась земляной дамбой, водоспуск закрыли, и пруд стал медленно наполняться водой. Загадочный цилиндр скрылся в глубине плотины, захороненный там, казалось, навеки, для каких-то неведомых целей.
И вот он, этот цилиндр, извлечен на поверхность и находится в руках тех, чьи прадеды замуровали его в недрах старой плотины. Цилиндр отвезли в Нижний Тагил и сдали в городской краеведческий музей.
- Там разберутся и нам расскажут!
В музее разобрались и рассказали. Местный краевед, знаток прошлого тагильских заводов, С.Н. Панкратов тщательно изучил и подробно описал "Висимскую находку".
И вот что узнали висимо-уткинцы, правнуки старых демидовских рабочих, из документов, планов и чертежей, замурованных в чугунном цилиндре.
Один из документов – обращение к потомкам – гласил:
"…В последнее пятилетие в округе Нижнее-Тагильских заводов были предприняты поправки и перестройки плотин… в настоящем 1872 году исправлены оба прореза Висимо-Уткинской плотины. При этих перестройках… были положены свертки… в которые вложены сведения, относящиеся как до постройки этих плотин, так и вообще до действия заводов. Сведения эти при будущих перестройках плотин должны показать картину настоящего положения заводов, показать, насколько и в чем именно будущее поколение ушло от нас вперед.
К сожалению, картина эта далеко не полная. Краткость времени, при безотлагательной спешности работ не позволяет составить приложенные при этом сведения в желаемой полноте.
Просим вскрывших этот список положить его обратно в малодоступное место. Чем больше времени пройдет до следующего его вскрытия, тем более интереса представят данные, из которых можно вывести заключение о состоянии горного дела в наше время, - может быть, очень и очень отдаленное для вскрывших сверток…"
Документов было много: тут и "Записка о состоянии Висимо-Уткинского завода", и "Статистическая ведомость", и "Штат служащих", и "Экстренные сведения за неделю", и "Роспись о магазинных ценах", и планы заводов, и карты лесных заводских дач, и план плотины, и чертежи заводских устройств и машин, и всякие "ведомости" - о сушке и поставке дров, о поставке угля, и образцы тонколистового проката, и таблицы расчетов с рабочими, и образцы телеграмм, и несколько фотопортретов заводского начальства.
Когда краеведы прочитали все документы, вникли в них, то выяснили немало интересного.
Оказалось, например, что, несмотря на распространенное мнение об общей технической отсталости демидовских заводов, где хозяева заботились только о выгоде своего кармана и больше ни о чем, заводские инженеры настойчиво боролись за прогресс отечественной техники. Так, на заводе было проведено смелое и оригинальное для того времени использование "теряющегося жара" металлургических печей для парокотельной установки. Заметными новшествами были также замена штучного проката пакетным и подключение всех водяных турбин на один общий привод. На заводе работало много дровопильных машин и дровосушные печи. Все это говорило о смелых технических исканиях даровитых русских инженеров и мастеров-умельцев.
И уж как-то совсем неожиданно было узнать, что еще три четверти века назад все заводы Тагильского горного округа связывала между собой широко разветвленная телеграфная связь. Да, да – в 1871 году, в таком "медвежьем углу", каким считали Урал, действовало 130 верст собственных телеграфных линий! К документам была приложена карта с показаниями этих линий, а также бланки настоящих телеграмм, почти такие же, какими мы пользуемся сейчас.
Очень интересной оказалась литографированная тетрадь: "Материалы для справочной книжки по Н.-Тагильскому заводскому округу". В ней подробно излагалась – география округа, его геология, лесное хозяйство. Нынешние краеведы с удивлением обнаружили, что старая карта и геологическое описание района в какой-то степени могут быть полезными и сейчас, так как существенно пополняют новые данные: здесь упомянуты забытые теперь месторождения полезных ископаемых.
Но из документов можно было также узнать и о том, как нелегко было жить тогда рабочему люду. И никакие технические новшества, вводимые талантливыми инженерами и мастерами, не спасали рабочих от главного – от жестоких условий эксплуатации их хозяевами-заводчиками.
Приложенные к документам поистине кабальные договоры хозяев с возчиками дров и углежогами показывали полную зависимость рабочего от прихоти смотрителя, лесной стражи и других хозяйских слуг.
Из описания завода видно также, что хотя на нем имелось немало смелых технических нововведений, но не было устройств, облегчающих труд рабочих, охраняющих его.
А посмотрите по "Имянной штатной ведомости" - кто сколько получал жалованья… "Господин управляющий заводом" получал в месяц 727 рублей 17 копеек (не считая бесплатной огромной квартиры, целого штата домашней прислуги и прочих благ), а молотобоец получал не выше рубля за смену. Женщины и подростки получали и того менее – при изнурительной работе "от зари до зари" им платили за смену 52,5 копейки. Если вспомнить при этом, что рабочие семьи были всегда многочисленными, а работников в них не так много, то окажется, что на каждую душу рабочей семьи приходилось в месяц никак не более 5 рублей. Это в 145 раз меньше, чем получал управляющий! А если заглянуть в "Роспись магазинных цен", то не трудно подсчитать, что на пять рублей можно было купить всего лишь два пуда муки.
Теперь все документы и "упаковка" их хранятся в Нижнее-Тагильском краеведческом музее.
Оказывается, это послание потомкам не единственное. Из тех же Висимо-Уткинских документов можно узнать о том, что подобные снаряды были в разное время замурованы в нескольких плотинах: в 1868 году в Нижне-Салдинской плотине (у правой коренной стойки), в 1870 году – в плотине Лайского завода (около мертвого бруса) и в 1871 году – в плотине на р. Ис (под мертвый брус). Плотины эти уже старенькие и дряхлые. Скоро придет и их черед отдать заключенные в них "послания потомкам" по назначению.
Глава из книги Юрия КУРОЧКИНА "Памятные тропы. Были разных лет"
Средне-Уральское книжное издательство, 1964 г.
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи